За сумеречным порогом - Страница 82

Кэт услышала звук скользнувшего подноса, оглушительное щелканье, отозвавшееся гулким эхом, и снова оказалась в кромешной тьме. Шаги удалялись. Исчезла и узкая полоска света, проникающая через уплотнитель дверцы.

Темнота.

Ее не заметили. Что-то глухо стукнуло под ней, и на мгновение она испугалась: а вдруг тело, на котором она лежит, двигается? Кэт касалась щекой головы трупа и, желая избавиться от этого, попыталась приподняться. Резкая боль, звук удара – она задела головой ребро металлического подноса, который был над ней. Пришлось снова опустить голову на прежнее место – твердый череп мертвого мужчины или женщины под собой.

Сердце трупа билось.

Через мгновение Кэт поняла, что это биение ее собственного сердца – работающего насоса в мертвой тишине. Холод высасывал из нее оставшееся тепло, он, словно жидкость, струился по шее, по волосам, залил ее руки в перчатках, обутые в ботинки ноги. Дрожа от холода, она невольно прижималась к трупу, который лежал под ней.

Кэт с трудом вытащила фонарик, включила его, но тут же пожалела об этом. Лучше не видеть белый тугой сверток под собой, как и другие белые тугие свертки, молчаливо, неподвижно лежащие вокруг. Холод становился невыносимым, она не могла его больше выдерживать. Морис Долби прав: тут никто долго не продержится. Кэт прислушалась к шуму собственного дыхания, взглянула на часы. Прошло полчаса, как она вошла в это здание.

Она приоткрыла дверцу на несколько дюймов и подождала. Тишина. Тогда она стала дюйм за дюймом продвигаться назад, скользя по телу, чувствуя, как оно подпрыгивает под ней, и наконец встала на ноги, не в силах унять дрожь. Некоторое время она стояла, прислушиваясь. Ничего, кроме воя ветра. Упала капля из крана. Кэт захлопнула холодильник и чуть не бегом устремилась к выходу – через комнату для бальзамирования, мастерскую, мимо гробов. Она открыла пожарную дверь и выглянула во двор. Дверь гаража, распахнутая раньше, была теперь закрыта.

Кэт тихонько притворила за собой дверь, пересекла двор и с трудом взобралась на ворота. На улице было пустынно. Она спрыгнула на мостовую и побежала к своей машине, чтобы согреться и наконец избавиться от переполнявшего ее ужаса. И тут она вспомнила, что забыла повесить ключ на место. Она заколебалась, не вернуться ли обратно, но решила, что это слишком рискованно. Она вынула ключ из кармана и бросила его в сточную канаву.

Кэт с облегчением уселась на место шофера, включила двигатель, обогреватель и радио, не выбирая станции, просто для создания шумового эффекта. Затем закрыла глаза и, пытаясь справиться со слезами разочарования, стала размышлять, пробиваясь к здравому смыслу сквозь сумятицу и ужас, царящие в ее голове, сквозь отчаяние, полностью нарушившее ее равновесие.

Что-то не то. Что-то она упустила. Что-то в похоронном бюро было не так. Нужно бы вспомнить, но она слишком продрогла. На ум ничего не приходило. Какая-то мелочь, не более.

Господи! Ведь на эксгумации были и другие люди. Они тоже смотрели в гроб – и Кевин Дональдсон, и могильщики. И представительница коронера, и Джудит Пикфорд, и врач.

Возможно, никто ничего не сказал потому, что действительно не случилось ничего необычного: именно так и должен выглядеть гроб, когда его открывают через короткий промежуток времени после захоронения. Возможно, Терри Брент прав. Возможно, они все правы, возможно, это просто измышления сошедшего с ума мужа, который цепляется за всякую чепуху, и глупой репортерши, погнавшейся за дешевой сенсацией.

Кэт возвращалась домой с низко опущенной головой. Очутившись в своей квартире, она бросила пальто на диван и долго стояла под горячим душем, который полностью смыл запах смерти с ее кожи и волос. Но только не запах поражения – он остался.

32

Четверг, 25 октября

Атмосфера в суде была мрачной. Прессу на утреннее заседание допустили, однако публике войти не позволили. Пять обвиняемых, спокойные, тихие над вид мужчины средних лет, сидели на скамье подсудимых. За ширмой рядом с судьей в парике и мантии десятилетняя девочка рассказывала обо всем, что с ней произошло, рассказывала в деталях, спокойным, иногда даже бодрым голосом. Кэт восхищалась ее выдержкой.

После ленча допустили публику. Давали показания родители девочки. Потом механик, который продал одному из обвиняемых автомашину. Зал суда, величественный и театральный, с высокими потолками и галереей с балюстрадой, был битком набит репортерами, членами семей и друзьями жертв и обвиняемых, студентами-юристами и любопытствующими. Художники из трех газет зарисовывали судебный процесс.

Кэт механически заполняла страницу за страницей стенографическими знаками, а мысли ее в это время вертелись вокруг Салли Дональдсон. Вчера она лежала в постели, не в силах заснуть, снова и снова обдумывая одни и те же мысли. Неясно, что с ногтями. В понедельник они были сломаны под корень, а прошлой ночью стали вдруг самим совершенством. Настоящие длинные ногти.

Однако это ничего не меняет. Не меняет того факта, что Салли Дональдсон была похоронена заживо.

Сегодня в суде было жарко и душно; Кэт надела тот же красивый костюм, только сменила блузку. Она вытащила из сумочки ежедневник с алфавитом, открыла его на нужном месте и просмотрела еще раз, с кем ей предстоит встретиться: церковный служитель, который первым услышал стук, служка, несший покров, – он признался, что слышал, как в гробу что-то шевелилось; один из местных жителей, заявивший, что слышал крики; служащий морга; Джудит Пикфорд. Но все окажется напрасной тратой времени, если отчет патологоанатома будет отрицательным. А из того, что ей сказала прошлым вечером по телефону мать Дональдсона, Кэт поняла: так оно и случится, если только анализ жидкостей не покажет что-нибудь новое. А как сообщил ей жизнерадостный доктор Марти Морган, если не ищут каких-то определенных химических веществ или лекарств, то, вероятнее всего, подобный анализ ничего не даст.