– Кислород в крови падает, – сказал молодой мужчина еще более взволнованно.
Боль взорвалась внутри, словно раскаленная добела шрапнель.
Послышалось пронзительное стаккато сигнала тревоги. Непрерывное «би-ип» – звук паники.
– Господи, она впадает в кому, – сказал молодой человек.
– Что там происходит, Харви? – спросил хирург.
– Аллергическая реакция. Либо на какой-нибудь компонент анестезии, либо на антибиотик, – ответил невозмутимый мягкий голос.
– Сердце остановилось!
– О господи! – воскликнул хирург. – Введите ей адреналин. Да быстрее! Кто-нибудь, принесите дефибриллятор!
Зазвенел звонок. Кэт услышала поспешные шаги, затем звук клаксона. Голоса отдавались эхом.
Боль утихла.
Кэт хотелось кричать от радости, хотелось сказать им, что боль ушла, что с ней все в порядке, ее сердце не остановилось, она чувствует себя великолепно. Она испытывала экстаз.
Боль прекратилась!
Она снова обрела способность видеть. Перед ее глазами находился странный круглый предмет, вокруг него световое сияние, сначала изображение было не в фокусе, потом прояснилось. Летающее блюдце. Это сон. Но неожиданно Кэт поняла, что это такое: огромная круглая лампа с абажуром над операционным столом. И она смотрит на нее откуда-то сверху.
Она находится на потолке операционной.
Сон или галлюцинация, но до чего же здорово. Кэт вгляделась в круглый металлический каркас лампы; там, где к ней прикручивалась стальная стойка рамы, были видны даже болты, пластиковые соединения, хромовые кольца. Вентиляционные отверстия, вырезанные в кремовом корпусе для каждой из десяти ламп. На корпусе был нарисован черным фломастером забавный символ – треугольник с загогулинами внутри, похожий на дорожный знак, предупреждающий об изгибе дороги.
Под лампой на операционном столе лежала молодая женщина, покрытая до подбородка зеленой материей, за исключением большой ничем не закрытой области живота. Люди в голубом одеянии, голубых шапочках и масках отчаянно что-то делали. Хрипел зуммер. Голова женщины выступала из материи. У нее перепутанные светлые длинные волосы, две царапины на лице, во рту – трубка от аппарата искусственного дыхания. Девушка похожа на нее. Невероятно на нее похожа.
Да это же она сама!
Кэт изумленно смотрела на себя, ей не было страшно, только любопытно. Она разглядела царапины на лице: одна – на лбу, другая – на щеке под глазом.
Посередине ее обнаженного живота проходил длинный глубокий разрез, его края были раздвинуты металлическими зажимами. Внутри пульсировали гладкие блестящие органы, покрытые кровеносными сосудами. Сестра сорвала материю, обнажились ее груди, они казались плоскими и бесформенными. Другая сестра начала делать массаж сердца. Хирург, коротышка с коричневым лицом, резко выкрикивал команды.
Мужчина с крошечными розовыми губками, которого она узнала, анестезиолог, как она догадалась, вытаскивал из обертки шприц. Рядом с ним мужчина помоложе проверял осциллограф.
В помещение вбежала сестра и вручила анестезиологу стеклянный пузырек.
– Лигнокаин, – сказала она.
Кэт видела, как анестезиолог отвернулся и, вместо того чтобы ввести иглу в пузырек, быстро огляделся. Потом положил пузырек в комбинезон, вытащил оттуда другой, который внешне ничем не отличался от первого, и вонзил в него иглу.
Эй, эй! Кэт охватили гнев и паника. Она видела, как хирург положил в разрез большой кусок ваты и держал его там руками в окровавленных резиновых перчатках.
Сцена внизу стала уменьшаться, теперь она видела все помещение целиком: кафельный пол в шашечку, кафельные стены приглушенного зеленого цвета, без единого пятнышка, окна с матовыми стеклами, отгороженную ширмой площадку с двумя одинаковыми раковинами из нержавейки с кранами, двойные двери, ведущие в помещение, где делали наркоз, синие, белые, желтые и черные провода системы подачи газов и кислорода, свисающие с потолка.
За ее головой располагался экран из зеленой ткани. На стальной панели управления на стене горели всевозможные лампочки, работали счетчики с круговой шкалой, светились экраны дисплеев с какими-то цифрами, мерцал и пульсировал аппарат для наркоза. Там было двое круглых часов. Одни показывали десять минут восьмого, другие же были всего-навсего таймером в диапазоне пяти минут. На своей правой руке Кэт заметила манжету для измерения кровяного давления, на левом запястье – пластмассовый ярлычок. От иглы, введенной в тыльную сторону руки, отходила трубка к перевернутой пластмассовой бутыли на капельнице, на средний палец была надета небольшая черная скобка, от которой к цифровому счетчику тянулась проволока. Две резиновые трубки от аппарата для наркоза шли к изголовью операционного стола, от них отходила пара пластмассовых трубочек – прямо к ней в рот. Гармошка аппарата искусственного дыхания то поднималась, то опускалась. Выше аппарата для наркоза был виден экран осциллографа с короткими, острыми, беспорядочными зелеными линиями.
Анестезиолог бросил пустой пузырек в корзину для мусора под аппаратом для наркоза, потом ввел жидкость прямо через канюлю.
Что, черт возьми, ты делаешь?
Он бочком протиснулся к операционному столу и, казалось, опять стал внимательно наблюдать за всеми остальными, а не за ней. Потом незаметно нажал какую-то кнопку на боковой стороне осциллографа, подвинул стойку капельницы, подсоединил регулятор скорости капельницы под пластиковой бутылью и сделал какие-то пометки на листе бумаги, прикрепленном зажимом к папке. Двойные двери отворились, и трое мужчин вкатили большой аппарат с педалями, висящими на концах резиновых трубок.