За сумеречным порогом - Страница 98

Полицейский снял колпачок шариковой ручки и попробовал шарик на кончике пальца. Осталась короткая синяя полоска. Он полистал свою книжку, пока не нашел чистую страничку.

– А теперь не могли бы вы рассказать мне, что все-таки произошло?

– С чего начать? – Кэт уловила во взгляде констебля нечто такое, что вызвало у нее чувство неловкости и заставило покраснеть. Словно он знал, что она незаконно залезла в похоронное бюро, будто он понимал, что тут нечто большее – не только то, что она собиралась ему рассказать. На его лице читалась усталость. Казалось, оно говорило: люди всегда чего-то недоговаривают.

Кэт рассказала, что позади нее ехал белый автомобиль, но умолчала о преследовании. Этот же автомобиль находился позади нее и на перекрестке. Она выехала поспешней, чем следовало бы, потому что ей показалось, что белый автомобиль очень торопится.

Полицейский все записал медленно, не стенографируя, и сказал, что расспросит очевидцев, действительно ли водитель белого автомобиля спровоцировал аварию. Сам он не помнит белого автомобиля на месте происшествия. Затем его веки опустились, а когда снова поднялись, в глазах уже было другое выражение, словно на сцене поменяли декорацию.

– Мисс Хемингуэй, боюсь, мы вынуждены просить вас зайти в участок и сделать официальное заявление, нам придется завести на вас дело – о неосторожном поведении за рулем.

– Большое спасибо, – сказала Кэт.

Полицейский встал, кивнул, вид у него был несколько удивленный. Кэт смотрела, как он выходит из палаты, и почувствовала вдруг острый укол в желудке. Она приподняла простыню, задрала легкую больничную рубашку и стала разглядывать темно-синие стежки на животе, размышляя, большие ли останутся рубцы. Когда она пошевелилась, рана снова заболела. Кэт услышала скрип и позвякивание. Хорошенькая медсестра с волосами цвета красного дерева катила желтый платный телефон к ее кровати.

– Междугородний звонок. – Сестра воткнула вилку в розетку над головой Кэт и вручила ей трубку.

Кэт подумала, что звонит мать, и собралась по возможности цветистее расписать, как прекрасно она себя чувствует.

– Кэт? – Это был Патрик. Его быстрый, встревоженный голос звучал совсем близко. – Как ты?

У Кэт возникло такое чувство, будто она знала его всю жизнь, будто он был самым лучшим другом на свете, и от радости, что она его слышит, у нее на глазах появились слезы. Ей хотелось, чтобы он был тут, в палате, и сидел рядом.

– Со мной все о'кей, – сказала она.

– Что случилось?

– Где ты?

– В Брюсселе. Мне придется остаться тут еще на несколько дней. Что с тобой произошло?

– Ничего серьезного, просто небольшие ушибы. – Кэт замялась. Морис Долби. Белый автомобиль. Нет никакого смысла объяснять ему все, во всяком случае сейчас, по телефону. Ей хотелось бы рассказать и о том, как она на время покинула свое тело, но она испугалась: подумает еще, что у нее крыша поехала.

– Я звонил к себе в редакцию, и мне сообщил мой приятель. Он видел заметку в вашей газете. Я просто не мог поверить. Вчера позвонил в твою редакцию, они сказали, что ты здесь. Я четыре раза пытался до тебя дозвониться, но ты все время спала, и мне ничего вразумительного о тебе не сказали. С тобой действительно все в порядке?

– Да, вполне, хотя еще довольно больно.

– Голос у тебя совсем не веселый.

– Так оно и есть.

– Сколько тебя продержат в больнице?

– Говорят, около недели. – Кэт немного понизила голос. – Я в той же самой палате, где лежала Салли Дональдсон.

– Шутишь! Удалось что-нибудь выяснить?

В этот момент врач и сестра проходили мимо кровати, и Кэт замолчала.

– Именно этим я сейчас и занимаюсь, – сказала она мгновение погодя. Она подумала о докторе Суайре. О его странном выражении лица. Он знает о Салли Дональдсон. Должен знать. – Пока не могу сказать больше.

– Я звоню из автомата, и у меня кончаются монеты. Перезвоню тебе сегодня вечером, из отеля. До которого часа можно звонить?

– Не знаю.

Послышались гудки, затем громкий щелчок, Патрик что-то сказал, Кэт не разобрала что, а потом раздалось унылое жужжание. Она положила трубку на рычаг, настроение ее улучшилось. Она закрыла глаза и без труда представила себе Патрика: его резкие черты, короткие, взъерошенные каштановые волосы, ясные зеленые глаза, слегка искривленный нос – очевидно, когда-то сломанный, – твердый подбородок, всегда высоко поднятый, серьезное, внимательное выражение лица и теплоту, которая таилась под внешней сдержанностью. Образ затуманился, больше она ничего не могла припомнить; хоть бы у нее была его фотография, портрет – что-нибудь, запаниковала Кэт.

И тут она увидела долговязую фигуру фотографа из «Новостей». Эдди Бикс, в джинсах и туристских ботинках, огромными шагами пересекал палату. В руках у него была корзина с фруктами и огромного размера конверт.

– Привет! – сказал Эдди. – Потрясно выглядишь. Я думал, ты тут лежишь на вытяжке, вся загипсованная.

Кэт в недоумении смотрела на гору из ананасов, бананов, винограда, киви. Открытка, казалось, была подписана всеми сотрудниками редакции.

– Спасибо, – проговорила она. – Так мило с вашей стороны.

– С тобой все в порядке?

– У меня сильные ушибы внутренних органов. – Она коснулась лица. – И несколько царапин. Нужно еще сделать некоторые анализы, но врачи не думают, что возникнут какие-то проблемы.

Эдди уселся и громко хмыкнул.

– Признаюсь, я был рад, что не мне пришлось фотографировать твою машину.

– А что, кто-то ее фотографировал?